– А где господин Стрыльников отыскал этого архитектора? – спросил Родин.
– Я сам его порекомендовал. Неделю назад я ездил в столицу на выставку архитектуры и зодчества, как раз хотел подыскать подходящего мастера для реконструкции усадьбы. И господин Биацци первым ко мне подошел, представился, показал свои работы, которые меня вполне устроили. Мы сразу договорились о встрече, потому что господин Стрыльников медлить не любит… не любил. Вот так.
– Не затруднит ли вас описать господина Биацци?
– Конечно. Высокий, крепкого телосложения, но скорее жилистый, чем атлет. Темно-русые волосы, голубые глаза. Не похож на истинного итальянца. Но сказал, что он с севера Италии. Небольшие усики шильцем.
У Родина вспыхнули глаза и он, нарушив субординацию, даже спросил:
– Не соблаговолите ли взглянуть на рисунок судебного художника?
Торопков показал рисунок, сделанный со слов официантов, швейцара и Рабинова.
– Ну тут он тряпкой перемотан, – замялся Турнезен. – А так похож, да. Усишки такие же, как у приказчика. Одет, правда, по-другому.
– Нам известно, что господина Стрыльникова в последнее время что-то очень тяготило, – после многозначительной паузы сказал Торопков, пролистывая протоколы допросов официантов.
– Совершенно верно. Как раз с месяц, – кивнул немец.
– Не соблаговолите ли вы об этом рассказать поподробнее, – насторожился Торопков.
– Начну по порядку, – отвечал Турнезен. – Дело в том, что год назад, как раз после получения заказа от военного министерства, Никанор Андреевич загорелся идеей-фикс: разыскать полумифическое оружие – «Зеркало шайтана». Якобы оно, буде раздобыто, смогло бы ему помочь при разработке его пушек и снарядов, на которые был получен наряд от военного министерства. Существует забавная легенда, что казаки под командованием атамана Червеня напали на крепость Шайтан-Кале, где в то время находился легендарный разбойник Ахмет‑бей, сожгли ее, и бею со своим сундучком, где как раз и хранилось древнее оружие, удалось бежать, так и не воспользовавшись им. Казаки преследовали его по пути к Черному морю, но в скалах, в фамильной сокровищнице, бею удалось зарыть это самое «Зеркало». Господин Стрыльников отправился на Дон, потом на Хортицу, где, потратив немалые суммы, уточнил у потомков очевидцев и участников подробности этой истории. Наконец он поехал в Таврическую губернию, где купил гигантский участок земли со скалами, тысячу с лишним десятин, как раз на том месте, где и была сокровищница бея. Никанор Андреевич решил нанять несколько тысяч местных крестьян, чтобы они перерыли все скалы своими кирками, – так и не вышло найти заветный клад. Для отвода глаз господин Стрыльников объявил всем, что делает это для того, чтобы построить на месте развалин крепости фешенебельный отель. Однако это требовало средств, людей и самое главное – времени! Рабочие считали скалу одержимой злыми духами, многие разбились. Скала была огромная, отвесная и поддавалась воздействию крайне медленно. А как вам известно, хозяин мой был крайне нетерпелив. В любом случае – каменоломня была открыта, и рабочие приступили к работе. Однако на прошлой неделе господин Стрыльников сделал удачное, по его словам, приобретение касательно прожекта сокровищницы Ахмет‑бея. Это была карта расположения сокровищницы, зашифрованная непонятным кодом. Раскрыть его никак не удавалось, и с маленькой старинной шкатулкой, в которой хранилась эта карта, Никанор Андреевич никогда не расставался, постоянно пытаясь разгадать загадку.
– Маленькой? – переспросил Торопков. – Насколько маленькой?
– С два моих кулака, – и Турнезен показал, сложив ладони, – я говорю, что эта шкатулка была похожа скорее на такую трубку, куда студенты или архитекторы прячут свои чертежи.
– Господин Стрыльников в день убийства имел карту при себе? – спросил Торопков.
– Давайте я к этому вернусь позднее, дабы не нарушать ход событий.
С согласия присутствующих немец продолжил:
– Вскоре после приобретения карты радость Никанора Андреевича стала угасать. Все, м-м-м, способы и привлеченные специалисты не помогли открыть тайны карты. Я сам слышал, как он говорит что-то вроде «не получается», или «где же тут секрет», или же «не могу отыскать, неужели все напрасно». По прошествии недели, иначе говоря, в день своей смерти, отправляясь на выставку в музей, он убрал шкатулку в несгораемый шкаф, что установлен в кабинете. С глаз долой, по его выражению.
– Там она сейчас и лежит? – уточнил сыщик.
– Лежит. Но достать-то, очевидно, ее никто уже не сможет. Потому что несгораемый шкаф швейцарской работы открыть можно, лишь введя верную комбинацию цифр и букв, которую никто, кроме господина Стрыльникова, не знал.
– Франц Иосифович, а не показывал ли кому-нибудь господин Стрыльников этот свой раритет? – спросил Родин.
– Показывал… Одному профессору-историку… Господину Смо…
– Смородинову? Так профессор Смородинов тоже бывал у вас в имении? Когда? – засыпал вопросами Торопков.
– Почти сразу, как господин Стрыльников приобрел шкатулку, то есть около месяца назад.
– И что же? Вы что-нибудь знаете об их разговоре? Говорили ли они о «Золотом витязе»? – спросил Родин.
– Во всяком случае я ничего подобного не слышал. Но, насколько я могу судить, разговор этот особой радости господину Стрыльникову не доставил. Видимо, и господин профессор тоже не был в восторге от встречи. Впоследствии я несколько раз слышал, как господин Стрыльников называл историка… как это… bestolotsch… я не очень хорошо знаю русские ругательства… В общем, заключение местного профессора его не устроило, и он собирался вызвать нескольких профессоров-востоковедов из Московского университета для экспертизы раритета.
– Спасибо, любезнейший, а теперь, по возможности максимально подробно, опишите, пожалуйста, последний день господина Стрыльникова, – попросил Родин, снова перебивая Торопкова. Впрочем, последний не протестовал и скорее даже находил удовольствие в точных вопросах своего добровольного помощника.
– Вполне обычный день, – отвечал Турнезен. – Встал он часа в два пополудни, с похмелья после очередной попойки. До пяти часов похмелялся, отмокал в ванне. Потом долго сидел в кабинете, видимо, снова изучал свой «раритет», но разгадка так и не пришла. Я видел, как он положил в карман сюртука сложенный листок серой бумаги, а шкатулку поставил в сейф и захлопнул его. Потом приказал запрягать в музей, куда его пригласили прошлым вечером на открытие выставки. Там он, как мне помнится, желал поговорить с профессором еще раз, предложить ему гонорар за расшифровку карты. После выставки он собирался к Жюльке, то есть в ресторан «Монмартр».
– Рядом с которым его и нашли мертвым, – закончил за него Торопков.
– Совершенно верно, господин капитан, – учтиво поклонился немец.
– Что ж, – улыбнулся сыщик. – Прошу вас ознакомиться с протоколом, поставить подпись и… Не смеем вас более задерживать, и так поздно.
– Но я хотел бы обратить ваше внимание на две вещи, прошу прощения за назойливость, – ответил немец с сухой улыбкой.
– Что вы, что вы, – хором ответили Торопков и Родин.
– Вещи эти следующие. Я по-своему любил господина Стрыльникова. При всей своей горячности и несдержанности человек он был добрый. Мне не хотелось бы, чтобы его смерть осталась неотмщенной. По поводу подозреваемых я ничего не могу сказать: у Никанора Андреевича были какие-то неурядицы с купцом Абакумовым, но их противостояние разрешилось бы точно не смертоубийством, а чисто по-деловому – поджогом прядильни или потравлением пшеницы. И ежели убийство впрямь связано с этой картой, то мне бы не хотелось, чтобы она попала в руки к злоумышленникам. Далее, прямых наследников у господина Стрыльникова тоже не было. Завещание откроют ровно через месяц после смерти, так уж уговорено со стряпчим, и кому достанется наследство – большая загадка. Это – вторая вещь, завещание.
Тут Торопков поднялся, на ходу благодарно кивнул Родину и подошел к управляющему.
– Благодарю вас, господин Турнезен, – сказал он, положив руку ему на плечо. – Вы честный человек. Вот вам ответы на ваши просьбы. Со стряпчими господина Стрыльникова мы уже связались, ответ получим в течение нескольких дней. И еще. В усадьбу я сей же час пришлю двух самых крепких молодцов. Установим пост перед дверями, а завтра заберем сейф к себе в управление. Есть и у нас специалисты – сейф вскроем и внимательно ознакомимся и с бумагами, и с этой шкатулкой. А сейчас возвращайтесь и ни о чем не беспокойтесь.
– Спасибо! – немец судорожно пожал руку сыщика. – Спасибо! – он поклонился и последовал к выходу.
Вечером того же дня в особняке Стрыльникова состоялся обыск. Искали тайники, угрожающие письма, прочие улики, способные пролить свет на загадочное преступление. Поскольку усадьба фабриканта была огромной, для обыска привлекли «целый полк сыщиков», как выразился Торопков. Были агенты из сыскного отдела – человек десять, агенты охранного отделения, несколько своих «талантливых сыскарей» прислал Радевич. Был даже один армейский полковник из столицы с двумя невзрачными господами в цивильном. Сам полицмейстер долго выслушивал его распоряжения, вытянувшись во фрунт.
